Иерархия Неба и Земли. Том III

Отрывки из книги

12. Дочеловеческое Здесь-Тогда

Мое Здесь-тогда подвергается тем же эффектам перспективы, что и мое Там-теперь: его организует та же иерархическая система. Однако здравый смысл почти не находит следов этой организации. (Как говорит Король в пьесе «Все хорошо, что хорошо кончается» (V. 3), мы «в заблужденье не ценим часто лучших благ своих, поняв им цену — у могилы их!».

Но здесь нужно провести важное разграничение. В той мере, в какой эти вещи отличаются от нас, и мы здесь и сейчас «назначаем им ничтожную цену», мы не живем. Ведь свое отношение мы согласуем не с ними, а с самими собой. Оценивание объекта предполагает обесценивание субъекта: «стабильность» одного требует «пустоты» другого, они дополняют друг друга, как рука — перчатку. Мы обладаем лишь тем, чему уступаем место.) В частности, он не может принять того утверждения, что хотя через пару мгновений я буду человеком, и был им пару мгновений назад, сейчас я гораздо меньше человека. И все-таки напрашивается именно такой вывод. Я могу заявлять, что был человеком, но чуть позднее я уже состою из клеток, а еще ближе к настоящему — из молекул; точно так же я могу ожидать, что в будущем сначала буду состоять из молекул, затем из клеток, а затем стану человеком. Но сейчас я не являюсь ничем из этого. И никогда не наступит момент, когда я смогу честно сказать: «Теперь, в это самое мгновение, я человек; или, пускай не человек, но хотя бы нечто». «Правило таково: варенье завтра и варенье вчера — но не варенье сегодня», и возражение Алисы, что «иногда дело должно дойти до “варенья сегодня”», отвергается. Жалоба Драйдена вполне обоснована: «Человек не благословен, но всегда ожидает благословления». Словами Вордсворта, он есть «то, что навеки почти есть». Если он и есть что-то, то в другом, но не в себе, в другом месте, в еще не наступившем моменте и в моменте, которого больше нет.

«Здесь, между этим и тем берегом,
Пока время изъято»,

он ничто.

Я присутствую во всех точках этой непревзойденной пространственной Вселенной с ее величественными просторами и существами, кроме одной точки — здесь! Так и во времени, которое тянется многие эпохи до рождения этой Земли, и многие эпохи после ее гибели, я присутствую во всех мгновениях, кроме одного момента — сейчас! Это единственное в мире место пространства и времени, которое категорически отказывается содержать любые мои аспекты. Я вечно отсутствую; и будь это иначе, не смог бы присутствовать мой мир. Словно радуга, которая исчезает, если к ней подойти, и звезда, которую можно увидеть только «краем глаза», настоящее не выдерживает внимательного рассмотрения. Его содержание похоже на инвентарь тревожного магазина из «Зазеркалья» — всегда, когда Алиса «пристально смотрела на какую-нибудь полку, чтобы выяснить, что именно там находится, на этой полке всегда было совершенно пусто, хотя другие полки вокруг были заполнены доверху» (M. F. Cleugh, Time and Its Importance in Modern Thought, p. 22 ff. Описав «скуку», которую мы обычно ощущаем, когда, наконец, наступает долгожданное событие, мисс Клеу говорит: «Нас также может озадачить исчезновение в хрупком “сейчас” того, чего мы так долго ожидали, и с чувством внезапного изумления — иногда почти доходящего до ужаса — мы сознаем, что не ведаем, что называем “cейчас”... Мы знаем о настоящем меньше, чем о прошлом и будущем».).

Человек, которым я был, дышит мне в спину, и я почти догоняю того, кем стану; поэтому я отчасти оправдано полагаю, что тот, кто есть сейчас, является человеком. Все выглядит так, словно я могу распространить себя в прошлое и будущее, дабы заручиться поддержкой своего человеческого региона и избежать падения в бездонную пропасть, на краю которой находится этот регион; а также избежать осознания этой пропасти. Но, конечно, во мне есть признаки той дочеловеческой дыры, над которой я завис, подобно Пифии. Я полагаю, что совершаю человеческие действия, но нетрудно заметить, что я только намереваюсь их сделать и вспоминаю о них.  (Или, выражаясь иначе, я могу говорить о причине и следствии происходящего здесь и сейчас. Реальная причина — Вселенная, которая, проходя иерархические ступени, сужается до ничто; а реальное следствие имеет ту же общую структуру, только перевернутую. Мы называем причиной и следствием те немногие элементы, которые наше внимание вычленяет из целого.) Величайшие проекты сводятся к совершенно тривиальным движениям (языка, руки или ноги), которые мне нужно совершить сейчас: как подтверждают многие пословицы, единственный способ сделать большое дело — начать с небольшого, ближайшего его фрагмента. И чем он ближе, тем ниже находится на иерархической лестнице — мы буквально обращаем в ничто даже самую колоссальную задачу. Игрок может увидеть хотя бы фрагмент игры единственным способом — стать одним из зрителей, в отрыве от которых игры не существует. То, что мне предстоит сделать, обладает прочностью, завершенностью, статусом; то, что я сделал, определено, и это можно исследовать; однако то, что я делаю сейчас, неупорядочено, текуче, как бы в плавильном тигле. Центр выпадает из моей жизни. Уильям Джеймс говорит: «Настоящий момент сознания… самый темный во всем ряду… о нем ничего нельзя узнать, пока он не погибнет и не исчезнет».  Говорящий — свой самый увлеченный слушатель, а иногда он сам себя изумляет, ибо слова приходят к нему из дочеловеческих глубин настоящего. «Пока мы существуем, мы сомневаемся в себе и исследуем себя; наши действия — откровение как для нас самих, так и для других». Ex nihil omnia fit (Из ничто возникает все (лат.).). Как в пространстве, так и во времени: я вижу, как некая вещь приближается ко мне и отдаляется от меня, но я не вижу ее, когда она пребывает во мне. Ведь тогда не на что смотреть. А значит, я совершенно защищен от любых нападений: я нахожусь в полной безопасности, которой обладает тот, кому не нужно бояться падения, поскольку он на самом дне (Мы уже сами [cтали] ничем, найдя покой» (Ричард II, V. 5). Ср. David Lindsay, Voyage to Arcturus, p. 238: «Великолепная идея потрясла все его существо, и ей сопутствовала глубочайшая радость… “Я ничто! … Тогда ничто не может причинить мне вреда”».). «Ничто и никогда не может причинить вред». Я являюсь вселенской мельницей, которая измельчает все вещи в порошок и воссоздает их заново.