Бодхичарьяватара

Отрывки из книги

***
Утверждения некоторых, что перевод тибетских текстов не нуждается в изяществе, поскольку оригиналы не изящны, ставит важный вопрос. Эстетические эталоны в разных языках и культурах — свои, и потому неясно, имеем ли мы право судить, что именно говорящие на языке оригинала считают или считали благозвучным. Нам доводилось слышать, как один тибетский учитель увлеченно восхвалял изысканность перевода «Мадхьямакаватары», сделанного Пацапом; есть и записи, что Цонкапа был до слез тронут красотой «Праманаварттики». Это бросает переводчику немалый вызов: совершенно недостаточно перелагать тексты, прекрасные и утонченные в оригинале, пусть и сколь угодно сложные, переводами скучными, а порой туманными и напыщенными до невыносимости.

    Перевод «Бодхичарьяватары» в стихах или, скорее, в ритмизованной прозе — попытка справиться с трудностями такого рода. Результат — белый стих (иногда — белейший), редко притязающий на звание поэзии, и точнее всего именовать его литературным экспериментом. Его предназначение — обеспечить средство, которое своим хотя бы каким-то благозвучием могло бы внести вклад в выражение и распространение учения Шантидевы.

    Мы пытались следовать мудрому принципу короля Альфреда (849–899), вероятно, первого из английских переводчиков: «Иногда слово в слово, иногда смысл в смысл», — коим он подразумевал, что перевод должен быть дословным там, где это только возможно, свободным и содержащим толкование, где это необходимо, но всегда — точным.

    Участники переводческой группы «Падмакара» с невероятным прилежанием и тщательностью уточняли неясные места тибетского варианта со многими
выдающимися учителями нашего времени, постоянно обращались и к комментариям, в частности — к наиболее известному и распространенному среди практикующих буддизм толкованию в традиции школы Ньингма Кунзанга Пелдена «Нектар речи Манджушри». Из предисловия переводческой группы читателю уже, вероятно, стала ясна важность и насущность неукоснительного следования линии практикующих — оно рождает преданность живущему учителю и его словам. Это привело и нас не только к равнению на педантичность наших англоязычных коллег, но и к уточнению множества смысловых нюансов при получении учения по «Бодхичарьяватаре», дарованного Е. С. Далай Ламой XIV в Сарнатхе (Индия) в январе 2009 года и в Мехико в октябре 2013-го, а также другими учителями, среди которых — Кхенпо Кунга, комментировавший этот текст в рамках проходившего в Институте Тергар (Бодхгая) в январе 2009 года ретрита Мингьюра Ринпоче.

  Стиль и особенности языка. Задача русскоязычных переводчика и редактора — попытаться соединить глубинный смысл этого великого трактата Махаяны с изяществом и поэтичностью русского языка, в котором есть свои почитаемые и общепризнанные традиции. Задача эта нетривиальна, и мы далеки от мысли, что наша попытка есть совершенное воплощение нашего устремления. Тем не менее, мы надеемся, что она станет ступенью для тех, кто более талантлив и удачлив, и у кого накоплено больше заслуг для раскрытия глубинных смыслов истинного знания в сочетании с лексическим богатством русского слова. «С переводом этого текста, совершенно чарующего и поэтичностью, и плотностью смыслов, я работала в первую очередь как редактор и переводчик с английского; моя основная задача как редактора — привести перевод к максимально возможному лексическому соответствию оригиналу, а также добиться предельной ритмичности, не потеряв по дороге смыслов высказывания. Кроме того, памятуя о наставлениях Норы Галь, замечательного классика перевода, мы стремились не допускать в тексте анахронизмов и лексических заимствований из греческого, латыни, голландского, немецкого, французского и других европейских языков и обойтись преимущественно средствами родного. Это решение — попытка создать текст на русском языке, хоть как-то приближающийся во времени к оригиналу, и поэтому словам вроде «эмоция», «контроль», «концепция», «проблема», «интеллект» и прочим находящимся в современном языке в широком ходу, мы искали равнозначные эквиваленты с русскими корнями. Такой подход, как нам кажется, дал возможность подготовить перевод, способный обаять и увлечь не только практикующего буддиста, но и непосвященного читателя, и вызвать в нем чувство прикосновения к древнему важному тексту, целостному по смыслу и в языковых средствах. Надеемся, нам удалось, среди прочего, показать, что русский язык располагает необходимым словарным аппаратом для описания сложных смыслов и умозрительных построений даже такой древней духовной культуры, к какой принадлежал сам Шантидева».